Ух ты, мы вышли из бухты
Шорох. Зашуршал осенний лист. Два удивленных глаза обменялись взглядами. Что-то мелькнуло в траве. Наверное, померещилось, - отмахнулся от ощущений мужчина.
Профессор Снейп был облачен в маггловский костюм, отличного покроя. Из добротной ткани, который был отлично сшит и сидел великолепно. Конечно он не был так удобен, как мантия, в ней он чувствовал себя комфортнее и вольготнее. В костюме его раздражали рукава пиджака – в районе подмышек со стороны спины, когда поднимаешь руки вверх, ткань напрягалась складкой и стягивающей силой мешала свободе движения вверх.
Он сидел на лавочке в парке. Ужасно хотелось курить – он достал пачку «Беломорканала», закамуфлированную под одну известную местную марку. Он и сам уже не вспоминал. Когда ему понравилось это сочетание – папирос и великолепного парфюма, которым он привык пользоваться в своих вылазках в «другой мир». Всем казалось. Что он жуткий подземельный зануда – профессор-зельевар и только.
Он усмехнулся, посмотрел на часы. Либо свидание откладывалось. Либо отменялось. Можно еще немного подождать. Он достал газету и привычным движением отпустил глаза гулять по строчкам, а сам прислушался к своим мыслям – воспоминаниям, размышлениям.
Ему нравились женщины, его возбуждал азарт казино, ему приятно проводить время в ночных клубах и на вечеринках. Ему понравилась полукровка, но это было единственной ниточкой, которая их объединяла – они оба – наполовину – люди. А людьми так легко управлять, манипулировать – большинство не знаю ни чего хотят, ни почему они так поступают. Умом он все понимал – всё-всё – до самой капельки отравы он испил, а сердце вздымало грудь и сокрушало болью – не любит, без ответа.
Шорох. Ветер унёс два лёгких сухих листика. Куда? Зачем? Почему?
Зачем я сижу на этой скамейке? Чего жду? Ради чего помогаю Дамблдору, Гарри? Особенно Гарри? Из-за неё? Этот мальчишка, Джеймс – были для неё главными. Они.
Когда-то он пытался стереть её из памяти, унизить, уничижить, уничтожить, растоптать – но представил как её лицо с каждым шагом будет встречаться с землей, травой, корягами, асфальтом, камнями, лесными тропами – передумал и внутри себя поставил её образ «в рамочку» и решил сохранять так долго, до тех пор пока сам будет дышать.
Запах. Папиросы и мужской одеколон. Ему она очень нравилась – смесь «два в одном». Он сидел в кабаре – девушки танцевали канкан. Ритмичные движения, всполохи юбок, обнаженные ноги – стройные. Сильные, задорные – взмах – и ты польщен: тебя приглашают, тебя – дразнят, тебе – подмигивают. Движения вправо – первый ряд, держась за талии друг друга перемешивается со встречным вторым рядом – влево, а потом из середины рассыпаются змейки шаловливых юбок маняще-дразнящих ножек – «да», «нет», «можно», «нельзя», «ну, для тебя, Северус, а, если узнает Джеймс?».
Эхо их голосов, музыка, танцы померкли в тишине поцелуя. Юные головы закружились. «Так никогда не было… Так никогда не будет…». Конечно, молодым волшебникам было запрещено применять магию на виду у магглов, но выпить зелье эльфийских хохотушек не мог запретить даже сам Министр Магии.
Её медные волосы скользнули по обнаженной спине – пощекотали ложбинку у поясницы, шаловливо обогнули плечи и сгрудились на груди, цепляясь за его небольшие черные волосинки, то сплетаясь, то сцепливаясь, то свиваясь, они – дразнясь, приближали молодых людей друг к другу. В черных глазах жил глубоко затаенный страх и смертельное отчаянье – «буду первым», в её – еле уловимая тоска – «завтра начинается другая жизнь и ничего нельзя будет ни поправить, ни изменить».
У нее между грудей были маленькие веснушки – она их очень стеснялась, а он – этих своих «черных кудрей» - на белой коже они выглядели отвратительно отчетливо, но, они сейчас по волшебной случайности взаимного притяжения, силились каждый момент превратить в торжество встречи взаимной.
Она наклонила чуть голову вбок, он захватил голову рукой и ободряюще-подавляющим движением притянул к себя – для поцелуя. От внезапной страстности у неё сбилось дыхание – она не успела, упустила момент. Поцелуй был долгим и смелым. И она также отвечал вослед, закрывая глаза, отдаваясь. Кем он был для неё? Кто он? Не имело значения.
Они обнимали друг друга. От прикосновений становилось то тепло, то остывающий след от промелькнувшей руки, соскользнувшей по коже, то спина, бедра, грудь – то лицо и губы, затылок, макушка, то волосы, перебираемые нежной рукой – шепота не было.
А потом – равнодушная отстраненность пере6д его силой и холодная маска на её лице.
Но те, те мгновения – она лежала раскинувшись, руки обвивали шею, стройные ноги, подчинившись требованию, были полусогнуты и иногда чуть задевали его бедра, когда он входил в неё ещё и ещё раз. Рыжие, рыжие волосы мерцали на синем шелке подушки, извивались – как на ночном небе, это было так красиво! Её голова поворачивалась из стороны в сторону, глаза-бесенятки – зелёные огоньки искали встреч с его глазами, и взгляды поглощали друг друга, а с её губ срывались то стон, то вскрик и ещё она исступленно повторяла «Северус».
Он ещё раз взглянул на часы – ждать не имело смысла. Он встал и пошёл. На его костюме красовались неровные поперечные полоски.
Один эльф выговаривал другому, вернее – другой: «Надо было табличку «Окрашено» бросить ему под ноги. Он бы услышал, увидел её и прочёл, да и ушёл, а мы бы провели чудесный вечер».
Профессор Снейп был облачен в маггловский костюм, отличного покроя. Из добротной ткани, который был отлично сшит и сидел великолепно. Конечно он не был так удобен, как мантия, в ней он чувствовал себя комфортнее и вольготнее. В костюме его раздражали рукава пиджака – в районе подмышек со стороны спины, когда поднимаешь руки вверх, ткань напрягалась складкой и стягивающей силой мешала свободе движения вверх.
Он сидел на лавочке в парке. Ужасно хотелось курить – он достал пачку «Беломорканала», закамуфлированную под одну известную местную марку. Он и сам уже не вспоминал. Когда ему понравилось это сочетание – папирос и великолепного парфюма, которым он привык пользоваться в своих вылазках в «другой мир». Всем казалось. Что он жуткий подземельный зануда – профессор-зельевар и только.
Он усмехнулся, посмотрел на часы. Либо свидание откладывалось. Либо отменялось. Можно еще немного подождать. Он достал газету и привычным движением отпустил глаза гулять по строчкам, а сам прислушался к своим мыслям – воспоминаниям, размышлениям.
Ему нравились женщины, его возбуждал азарт казино, ему приятно проводить время в ночных клубах и на вечеринках. Ему понравилась полукровка, но это было единственной ниточкой, которая их объединяла – они оба – наполовину – люди. А людьми так легко управлять, манипулировать – большинство не знаю ни чего хотят, ни почему они так поступают. Умом он все понимал – всё-всё – до самой капельки отравы он испил, а сердце вздымало грудь и сокрушало болью – не любит, без ответа.
Шорох. Ветер унёс два лёгких сухих листика. Куда? Зачем? Почему?
Зачем я сижу на этой скамейке? Чего жду? Ради чего помогаю Дамблдору, Гарри? Особенно Гарри? Из-за неё? Этот мальчишка, Джеймс – были для неё главными. Они.
Когда-то он пытался стереть её из памяти, унизить, уничижить, уничтожить, растоптать – но представил как её лицо с каждым шагом будет встречаться с землей, травой, корягами, асфальтом, камнями, лесными тропами – передумал и внутри себя поставил её образ «в рамочку» и решил сохранять так долго, до тех пор пока сам будет дышать.
Запах. Папиросы и мужской одеколон. Ему она очень нравилась – смесь «два в одном». Он сидел в кабаре – девушки танцевали канкан. Ритмичные движения, всполохи юбок, обнаженные ноги – стройные. Сильные, задорные – взмах – и ты польщен: тебя приглашают, тебя – дразнят, тебе – подмигивают. Движения вправо – первый ряд, держась за талии друг друга перемешивается со встречным вторым рядом – влево, а потом из середины рассыпаются змейки шаловливых юбок маняще-дразнящих ножек – «да», «нет», «можно», «нельзя», «ну, для тебя, Северус, а, если узнает Джеймс?».
Эхо их голосов, музыка, танцы померкли в тишине поцелуя. Юные головы закружились. «Так никогда не было… Так никогда не будет…». Конечно, молодым волшебникам было запрещено применять магию на виду у магглов, но выпить зелье эльфийских хохотушек не мог запретить даже сам Министр Магии.
Её медные волосы скользнули по обнаженной спине – пощекотали ложбинку у поясницы, шаловливо обогнули плечи и сгрудились на груди, цепляясь за его небольшие черные волосинки, то сплетаясь, то сцепливаясь, то свиваясь, они – дразнясь, приближали молодых людей друг к другу. В черных глазах жил глубоко затаенный страх и смертельное отчаянье – «буду первым», в её – еле уловимая тоска – «завтра начинается другая жизнь и ничего нельзя будет ни поправить, ни изменить».
У нее между грудей были маленькие веснушки – она их очень стеснялась, а он – этих своих «черных кудрей» - на белой коже они выглядели отвратительно отчетливо, но, они сейчас по волшебной случайности взаимного притяжения, силились каждый момент превратить в торжество встречи взаимной.
Она наклонила чуть голову вбок, он захватил голову рукой и ободряюще-подавляющим движением притянул к себя – для поцелуя. От внезапной страстности у неё сбилось дыхание – она не успела, упустила момент. Поцелуй был долгим и смелым. И она также отвечал вослед, закрывая глаза, отдаваясь. Кем он был для неё? Кто он? Не имело значения.
Они обнимали друг друга. От прикосновений становилось то тепло, то остывающий след от промелькнувшей руки, соскользнувшей по коже, то спина, бедра, грудь – то лицо и губы, затылок, макушка, то волосы, перебираемые нежной рукой – шепота не было.
А потом – равнодушная отстраненность пере6д его силой и холодная маска на её лице.
Но те, те мгновения – она лежала раскинувшись, руки обвивали шею, стройные ноги, подчинившись требованию, были полусогнуты и иногда чуть задевали его бедра, когда он входил в неё ещё и ещё раз. Рыжие, рыжие волосы мерцали на синем шелке подушки, извивались – как на ночном небе, это было так красиво! Её голова поворачивалась из стороны в сторону, глаза-бесенятки – зелёные огоньки искали встреч с его глазами, и взгляды поглощали друг друга, а с её губ срывались то стон, то вскрик и ещё она исступленно повторяла «Северус».
Он ещё раз взглянул на часы – ждать не имело смысла. Он встал и пошёл. На его костюме красовались неровные поперечные полоски.
Один эльф выговаривал другому, вернее – другой: «Надо было табличку «Окрашено» бросить ему под ноги. Он бы услышал, увидел её и прочёл, да и ушёл, а мы бы провели чудесный вечер».